Сергей Лукьяненко - Глубина [сборник]

Девушка испытующе смотрит мне в лицо, потом кивает.

Залпом допивает вино.

— Я не лгу, — мягко говорю я. — Честное слово.

— Верю. — Девушка кивает бармену, потом протягивает мне руку: — Надя.

Пожимаю ладонь, представляюсь:

— Леонид.

Вот и познакомились, теперь можно на «ты». Глубина демократична. Излишне вежливый тон здесь — оскорбление.

Девушка откидывает волосы назад, жест естественный и красивый. Протягивает бармену бокал, тот шустро наполняет его вновь. Окидывает взглядом зал.

— Как ты думаешь, а он действительно посещает виртуальность?

— Не знаю. Наверное. Ты журналист, Надя?

— Да. — Она секунду колеблется, потом достает из сумочки визитку, протягивает мне: — Вот…

Визитка полная — не только интернетовский адрес, но и голосовой телефон, имя и фамилия. Надежда Мещерская. Журнал «Деньги». Репортер.

«Виндоус-Хоум» молчит — значит визитка чистая, это и впрямь только адрес, без всяких сюрпризов. Прячу визитку в карман, киваю:

— Спасибо.

Ответной любезности, увы, не будет. Но Надя на нее и не рассчитывает.

— Странная вещь эта глубина, — бросает она, отпивая вино. — Вот я сейчас в Москве, ты — где-нибудь в Самаре, тот мальчик — в Пензе…

«Мальчик», похожий на смазливого мексиканца из телесериала, замечает ее взгляд и гордо выпячивает подбородок. Да, в наблюдательности Наде не откажешь, он и впрямь русский…

— Вон толпа америкосов, — без малейшей почтительности продолжает Надя, — вон тот чудик — явный японец… видите, какие глаза себе нарисовал? У каждой нации свои комплексы… И вот мы валяем дурака в несуществующем ресторане, за бокалом воображаемого спиртного, сотни компьютеров жгут энергию, процессоры греются от натуги, телефонные линии перегоняют мегабайты бессмысленной информации…

— Информация не бывает бессмысленной.

— Да, пожалуй. — Надя бросает на меня быстрый взгляд. — Скажем так: неактуальной информации. И все это — новая эра мировой технологии?

— А чего ты ожидала? Обмена файлами и разговоров о частоте процессоров? Мы ведь люди.

Надя морщится:

— Мы люди новой эпохи. Виртуальность может изменить мир, а мы предпочитаем гримировать ее под старые догмы.

Нанотехнология, используемая для имитации выпивки, — это хуже, чем микроскоп для забивания гвоздей…

— Ты — «тюринка», — догадываюсь я.

— Да! — с легким вызовом отвечает Надя.

Тюринцы — последователи одного писателя-фантаста из Питера. Они не то выступают за сращивание человека с компьютером, не то ожидают от виртуальности каких-то немыслимых благ.

— Так что же ты делаешь в этом бессмысленном заведении? — спрашиваю я.

— Ищу Дибенко. Мне очень хочется спросить его… так ли он все представлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения?

— Понятно. Но неужели тебе не нравится это место?

Надя пожимает плечами.

Я протягиваю руку, касаюсь ее лица.

— Тепло руки, терпкость вина, прохлада вечернего бриза и аромат цветов, плеск теплых волн, луна в небе и колкий песок под ногами, — неужели тебе не нравится все это?

— Для этого существует реальность. — Она смотрит мне в глаза.

— А часто ли все это совпадает в реальности? Здесь достаточно открыть дверь, — я киваю на неприметную дверку в «японской» части ресторана, — и все окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холодным осенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий глинтвейн из пузатого бокала… и вокруг никого…

— Хозяин этого ресторана — романтик, — говорит Надя.

— Конечно.

— Леонид, все, что ты назвал, — правильно. Но этим удовольствиям — место в реальности.

— Реальность не столь доступна.

— Как и глубина, Леня. Я не знаю, откуда ты берешь деньги для постоянных визитов сюда, да и не мое это дело. Но миллиарды людей никогда не были в глубине.

— Миллионы людей никогда не видели телевизора.

— Виртуальность не должна быть эрзацем реальности, — убежденно говорит Надя.

— Да, конечно. Превратим нищих и убогих в накопители информации, станем импульсами в электронной сети…

— Леонид, ты знаком с учением тюринцев лишь понаслышке, — убежденно говорит Надя. — Посети как-нибудь нашу церковь.

Пожимаю плечами. Может быть, и побываю. Но в глубине много интересных мест. На все не хватит жизни.

— Я пойду. — Надя встает. Бросает на стойку бара монетку. — У меня еще полчаса сегодня… надо посетить пару мест.

— В поисках Дибенко? — киваю я. — А может быть — теплый песок, гавайский пляж и красное чилийское?

Надя улыбается:

— Леня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и вино… захочется продолжения. А виртуальный секс забавен, но только если ты дома, в запертой комнате. Я вошла с работы. Шесть компьютеров в комнате, все заняты. Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?

Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог, чтобы и в реальности Надя была такой же смышленой и открытой.

— Тогда — удачи, — киваю я.

— Спасибо, таинственный незнакомец. — Надя наклоняется и чмокает меня в щеку.

— Леня, маркер! — шепчут булавки на моих плечах.

Достаю платок-вирусофаг и стираю помаду со щеки. Грожу Наде пальцем:

— Я предпочитаю оставаться таинственным, девочка.

Кажется, она растерялась. Однако ей хватило выдержки, чтобы развести руками и неторопливо удалиться.

Блин. Испортила песню, дура!

Так хорошо поговорили…

Залпом осушаю бокал и щелкаю пальцами, подзывая бармена.

— Джин-тоник, один к одному!

Бармен морщится, но смешивает требуемое. Блин. Заказать, что ли, текилы с томатным соком — какую рожу он скорчит?

— Леня?

Оглядываюсь.

Мой друг-оборотень стоит рядом. Белый костюм, лакированные туфли, чуть старомодный галстук. Лицо чуть напряженное.

— Привет, Ромка. Садись.

— Что за девица?

— Ничего интересного.

Мы, дайверы, всегда немножко параноики. Что поделать.

Слишком много желающих узнать наши реальные имена.

Оборотень шумно втягивает воздух, хмурится:

— Она пыталась тебя пометить!

— Я знаю. Не беспокойся, это просто журналистка.

Ромка садится, кивает бармену. Тот корчит жуткую рожу — но подает ему граненый стакан, наполненный «Абсолютом-пеппер». Мне даже смотреть тяжело, как Роман пьет. А он, слегка морщась, вытирает рот и возвращает стакан.

Может быть, он в реальности — алкоголик?

Не знаю.

Мы таимся друг от друга точно так же, как от врагов. Мы слишком ценный товар. Глубоководные рыбы, мерцающие колдовским светом уроды, которых мечтает попробовать каждая акула.

— Ты донес яблочко? — спрашивает Роман.

— Все в порядке, — откидываю полу пиджака, хлопаю по карману рубашки, где лежит дискета. — Товар на месте.

Оборотень чуть расслабляется.

— А покупатель?

Смотрю на часы.

— Через десять минут. Рядышком, у реки.

— Пошли? — Роман берет стакан.

Я подхватываю свой, и мы выходим в ту дверь ресторана, что в каменной стене. В маленьком тамбуре я тихо говорю:

— Индивидуальное пространство для нас обоих. Допуск для человека, назвавшего код «серый-серый-черный».

— Принято, — слышится из потолка. Теперь, сколько бы посетителей ни захотело погулять в виртуальном пространстве «Трех поросят», их мы не увидим. Только покупателя, которому я загодя сообщил код.

За второй дверью — лес. Дремучий, первобытный, северный. Холодный ветер пронизывает до костей, я ежусь. Мой спутник к холоду совершенно равнодушен. Может быть, у него более простой шлем — без кондиционера?

Бог знает…

Зарабатывает он не меньше моего, но, может быть, у него огромная семья. Или Роман и впрямь алкоголик, проматывающий сотни зеленых за считанные дни?

За нашей спиной — маленький каменный домик, так выглядят «Три поросенка» с этой стороны. Идем по тропинке, помаленьку отхлебывая из бокалов.

— Тебе нравится перцовка? — мимоходом спрашиваю у оборотня.

— Да.

Сухо и без малейших комментариев. Хотел бы я знать, Роман, кто ты на самом деле.

Но это невозможно. Виртуальность жестока к неосторожным.

Выходим к реке. Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьется стая каких-то крупных птиц — не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над обрывом — столик, на нем стоят бутылки джина, тоника и «Абсолют-пеппера». Еще никелированный термос, в нем, я знаю, глинтвейн. Вкусный, с корицей, ванилью, мускатным орехом, перцем, кориандром. Три плетеных стула. Садимся рядом, смотрим на реку.